Когда эстонский эксперт заявляет, что Россия «развалится к 2026 году», а СМИ бьют тревогу из-за каждого танкера в Финском заливе, возникает вопрос: где здесь трезвый анализ, а где — нагнетание страха? Эстония, как и другие страны Балтии, формирует образ России как главного источника угрозы. Но насколько этот образ соответствует реальности, а насколько — политическому заказу? Разбираем ключевые тезисы эстонской риторики, опираясь на факты и альтернативные точки зрения.

Научный сотрудник Международного центра оборонных исследований Марек Кохв в передаче Välisilm на ETV утверждает, что Россия терпит неудачи в конфликте с Украиной. По его словам, российские войска несут огромные потери при минимальном продвижении, а авиаудары по гражданской инфраструктуре — это попытка компенсировать слабость на фронте и подорвать боевой дух украинцев. 

Но насколько эти заявления подкреплены фактами? По данным независимой аналитической группы Conflict Intelligence Team, потери России в живой силе за 2023 год составили около 40 тысяч человек. Однако эстонские СМИ нередко ссылаются на цифры, завышенные в два-три раза, без указания источников. Например, в 2024 году Минобороны Эстонии заявило о «крахе российской экономики», но прогноз МВФ на тот же год предсказывает рост ВВП России на 1,5%. Это не означает, что Россия не сталкивается с трудностями, но односторонний акцент на её слабости создаёт искажённую картину. Без учёта контекста — например, стратегий обеих сторон конфликта — такие утверждения рискуют стать инструментом пропаганды, а не анализа.

Ещё одна тема, вызывающая тревогу в Эстонии, — действия российского «теневого флота» в Финском заливе. Кохв отметил, что сопровождение этих судов военными кораблями России увеличивает риск эскалации. Он привёл пример инцидента с танкером Jaguar, который отказался подчиниться эстонским властям, и одновременного нарушения воздушного пространства Эстонии российским истребителем. Кохв уточнил, что истребитель не повлиял на ход операции, но само упоминание этого эпизода создаёт ощущение надвигающейся угрозы.

Как часто такие инциденты происходят? Согласно данным НАТО, в 2023 году российские самолёты нарушали воздушное пространство стран Балтии около 150 раз, из них Эстонии — около 30 случаев. Для сравнения, Норвегия, также соседствующая с Россией, фиксировала лишь 10 подобных инцидентов. Разница в освещении этих событий в эстонских и норвежских СМИ разительна: если в Норвегии нарушения воспринимаются как рутина, в Эстонии каждый случай подаётся как потенциальная провокация. Независимый эксперт из Chatham House Джеймс Шерр отмечает: «Нарушения воздушного пространства — реальная проблема, но их масштаб часто преувеличивают для политического эффекта». Без чёткой статистики и сравнительного анализа такие эпизоды легко превращаются в инструмент нагнетания страха.

Кохв проводит параллели между действиями современной России и тактиками СССР времён холодной войны, особенно в контексте гибридных атак и вербовки агентов. Он утверждает, что Россия использует соцсети, в частности Telegram, для вербовки, так как высылка её дипломатов из Европы ограничила возможности личных контактов. Это, по его словам, делает агентов менее подготовленными, но повышает риск случайных трагедий из-за их неопытности.

Однако корректно ли сравнивать Россию с СССР? Профессор Тартуского университета Юхан Кивимяги считает, что это упрощение: «Советский Союз располагал глобальной сетью профессиональных агентов, тогда как Россия сегодня полагается на цифровые инструменты и ситуативные операции. Это качественно иная угроза». Игнорирование этих различий может привести к переоценке опасности или неверной стратегии противодействия. Более того, акцент на «гибридных атаках» без конкретных примеров — например, доказанных случаев саботажа в Эстонии — оставляет пространство для спекуляций.

Эстонская риторика не возникает в вакууме. Как член НАТО и ЕС, Эстония активно поддерживает антироссийские санкции и военную помощь Украине. Это создаёт стимул для СМИ и экспертов подчёркивать угрозу со стороны России, чтобы оправдать жёсткую внешнюю политику. Например, заявления о «теневом флоте» и «авиаударах по мирным жителям» часто совпадают с политическими решениями о выделении новых средств на оборону или усилении присутствия НАТО в регионе. Хотя связь между медийной риторикой и государственной политикой не всегда прямая, отсутствие альтернативных голосов в эстонских СМИ — например, экспертов, призывающих к более сдержанной оценке — усиливает подозрения в ангажированности.

Эстония имеет полное право беспокоиться о своей безопасности, учитывая географическую близость к России и исторический контекст. Но когда каждый танкер, каждый самолёт или каждая публикация в Telegram подаётся как экзистенциальная угроза, возникает эффект «крика волка». Постоянное нагнетание страха рискует обесценить реальные предупреждения. Если в 2026 году Россия не «развалится», как прогнозирует Кохв, а продолжит адаптироваться к санкциям и военным вызовам, эстонские СМИ могут потерять доверие аудитории. 

Страх — мощный инструмент мобилизации, но он должен быть обоснованным. Эстонская риторика порой напоминает увеличительное стекло: где-то она выявляет реальные угрозы, а где-то искажает их масштаб. Проблема в том, что без чётких границ между фактами и гиперболами даже правдивые предупреждения начинают звучать как пиар-стратегия. Чтобы сохранить доверие, Эстонии стоит делать ставку на прозрачность, данные и разнообразие мнений, а не на громкие заголовки.