Осенью 2024 года в Эстонии возникло новое движение — “Keelemalev”, что в переводе с эстонского означает “языковая дружина” или “языковые патрули”. Лидером и идейным вдохновителем движения стал политик Индрек Луберг, который активно призывает граждан фиксировать и сообщать случаи использования русского языка в публичном пространстве. Социальные сети стали своеобразной трибуной для доносов, где жители страны могут выкладывать фотографии и видео доказательства «нарушений» — будь то буклеты магазинов, театральные афиши или же страницы веб-сайтов, использующие русский язык. Всем, кто так или иначе использует негосударственный язык, “языковые патрули” Луберга предлагают немедленно от него отказаться.

Реакция на инициативу Keelemalev оказалась крайне полярной. Часть русскоязычного населения Эстонии восприняла её как акт этнической дискриминации, призывая жаловаться на страницу движения модераторам Facebook и даже поднимать вопрос в Европарламенте. Для многих эта кампания стала воплощением конфликта между культурной идентичностью и давлением ассимиляции.

«Это открытая травля по языковому признаку, — возмущаются противники Keelemalev, — и подобное может полностью отбить у русскоязычных желание учить эстонский язык». В других странах Балтии — например, в Латвии — борьба с использованием русского языка в публичной сфере продолжается уже не первый год, но в Эстонии инициатива Луберга вызвала особенно острую полемику, поскольку ранее подобные кампании носили локальный и менее агрессивный характер.

Ильмар Томуск, директор Языкового департамента Эстонии — официального органа, следящего за соблюдением языкового законодательства, — положительно отозвался о Keelemalev, отметив, что изменение языковой политики в Эстонии назрело давно. По его словам, с начала военного конфликта на Украине у эстонцев обострилось восприятие культурной идентичности, и перевод информационных материалов на русский язык стал менее востребован.

«Большинство русскоязычных в Эстонии вполне понимают эстонский язык, — замечает Томуск. — Порядка двадцати процентов не владеют им совсем, но это уже их выбор. Хорошо, если предприниматели сами начнут регулировать, на каких языках стоит общаться с аудиторией».

Вслед за заявлениями Языкового департамента некоторые государственные учреждения приняли решение отказаться от русского языка в своей коммуникации. Так, Департамент полиции и погранохраны прекратил отправлять уведомления на русском языке после запроса от гражданина. Аналогичное решение принял и Транспортный департамент: теоретический экзамен на водительские права теперь можно сдавать на иностранном языке, но практический — только на эстонском. Министерство юстиции также отказалось от перевода законов на русский, ссылаясь на экономию бюджета.

Журналист русскоязычного телеканала ETV+ Андрей Титов сомневается, что произошедшие изменения можно назвать масштабной кампанией по вытеснению русского языка из Эстонии. По его словам, в стране до сих пор существуют общественные и культурные организации, поддерживаемые государством, а также русскоязычные СМИ, которые не подвергаются никаким ограничениям.

«Мы видим парадокс: эстонское государство одновременно оказывает финансовую поддержку русскоязычным медиа и внедряет ограничения, касающиеся использования русского языка в других сферах. В мировой практике это практически нонсенс, но для Эстонии — баланс между национальными интересами и культурным многообразием», — отмечает Титов.

Языковая политика в Эстонии снова вышла на передний план, балансируя на тонкой грани между национальным единством и правами нацменьшинств. С одной стороны, Keelemalev представляет собой попытку усилить национальную идентичность в условиях внешнеполитической нестабильности. С другой, подобные инициативы рискуют обострить межнациональные противоречия внутри страны.

Унификация языка способна укрепить общество, но она также может обострить чувства отчуждения среди русскоязычных жителей. Вопрос, быть ли Keelemalev частью национальной политики или же попыткой давления на культурные различия, остается открытым.